Почему фильм или роман похожи на вершину горы, рассказал писатель и артхаусный режиссер Арсений Гончуков

Взаимопроникновение искусств — одна из важных примет современного культурного процесса. Во многом это оказалось возможным благодаря техническому прогрессу. Тандем литературы и кино в этом смысле — вещь очевидная, однако не всегда режиссер и писатель представлены в одном лице. О разных аспектах соприкосновения авторского кинематографа и современной литературы «Московская газета» поговорила с создателем артхаусного кино и автором нескольких романов Арсением Гончуковым

— Арсений, вы интересная «разновидность» творческого человека — сочетаете в себе писателя и режиссера. Как сложилось, что вы начали снимать артхаус?

— Да, я действительно принадлежу как бы двум стихиям. У меня мозг, наверное, как у дельфина, два его полушария отвечают за разные искусства. Иногда разрываюсь между ними. Но стараюсь сделать так, чтобы они не конфликтовали.

Литература, на мой взгляд, мать всего. А кино — моя отдельная сокровенная любовь, даже я бы сказал — страсть. Страшная! По первому образованию я филолог, а потом уже кинорежиссер... Начал снимать авторское независимое кино, наверное, потому, что мог это делать. И могу, и снимаю. Я могу сам собрать команду, запустить производство, придумать идею, написать сценарий, снять, смонтировать — почему нет? Однажды я и подумал, нельзя не снимать кино, если можешь снимать кино! Это конечно безумно интересный процесс. Представляете, придумал кино и снял его. Сейчас у меня шесть полнометражных фильмов, сотни кинофестивалей и более двадцати наград за них по всему миру. Последний фильм «Внутри каракурта» должен выйти буквально в этом году, он уже готов, и мы отправляем его на фестивали. Есть у меня и сериал — легендарный «Район тьмы», который мы три года снимали вообще без финансирования.

— Авторское кино не рассчитано на коммерческий успех. Насколько это сложно — организовывать создание подобных проектов в России? Есть ли интерес у зрителей?

— Интерес у зрителей реально большой. Хотя речь идет о картинах, снятых с общим бюджетом в 700 тыс. рублей, а то и меньше. Но зрителей наших картин, хотя у отечественного кино нет ни продвижения, ни маркетинга, ни раскрутки, ни платформ, много... Миллионы. Реально сотни тысяч и миллионы. Не считая кинотеатров и фестивалей. В Интернете загружены мои старые фильмы, и люди их до сих пор каждый день смотрят, оставляют комментарии, даже фильмы, снятые в далеком 2012 году. Что касается организации подобных проектов в России, сегодня, как и раньше, сделать это очень сложно... Это огромный, непростой, изматывающий многогранный труд, и кино сложно делать, особенно, когда ты на этом не зарабатываешь и ты не олигарх.

— Какие художественные задачи вы ставите перед собой как режиссер, к чему стремитесь?

— При создании фильма или романа ставится великое множество художественных, концептуальных, идейных, визуальных задач. Но для меня крайне важна правда жизни, острота проблематики, определенная радикальность высказывания. Искусство, на мой взгляд, это способ исследования жизни и стремление к правде, истине. Здесь я живу немного по Тарковскому. Это важно. Важна и сама по себе художественность, визуальная составляющая. Художник должен быть мастером, чтобы творить свои миры.

— А что для вас творческий процесс как в литературе, так и в кино?

— Сам процесс — это, с одной стороны, драйв и большое удовольствие, но это только часть пути. Другие этапы и стадии процесса бывают долгие и мучительные, рутинные и изматывающие. Кино и литература, искусство в целом — это огромный труд. Роман или фильм я сравниваю с большой вершиной, горой, восхождение на которую очень тяжелое, мучительное, страшное. Даже чисто физически — это непростой процесс. Вот сейчас я редактирую и дописываю свой третий роман, он о детстве и юности, и я в день иногда могу делать всего две страницы по редактуре, а представьте, их там более трехсот...

— Что считаете главным в искусстве и в кино, в частности?

— Как я уже сказал, правду в высшем значении этого слова. Правду жизни, поисков Бога в себе и в мире, поиска утешения, откровения, смысла жизни... Искусство для меня — это религия, опять же по Тарковскому, это то, что делает нашу жизнь осмысленной. Я придерживаюсь этой концепции. Для меня важно служение искусству, самоотверженное, чистое. Для меня важно искусство как диалог с людьми, с миром, собой...

В неменьшей степени для меня важны в искусстве внятность высказывания, определенная культура повествования или нарратива. Это важно. Я хоть и снимаю артхаус и пишу странные верлибры, но я хочу говорить со зрителем и читателем на понятном ему языке. Есть и очень странное, безумное, абсурдистское кино, бьющее именно по эмоциям.

— Кого в таком случае вы считаете наиболее интересными среди современных кинорежиссёра и почему?

— Режиссеров хороших много. Особенно внимательно я наблюдаю за тем, что делают признанные мэтры. Это для меня Сокуров, Хлебников, та же Мещанинова... Но вообще много кто. Рекомендую последние картины названных мною режиссеров. Они нащупывают пульс времени, который интересно слышать и понимать: о каком будущем для всех нас, пытается рассказать автор.

— Существует очевидная связь между литературой и кино — на уровне драматургии. Какие-то ещё взаимовлияния вы можете отметить?

— Взаимовлияний много. На разных уровнях. На техническом уровне я имею в виду методы, способы снимать, писать, прозу и киноязык. Взаимовлияний много: монтажность в прозе, выразительность в кино, кинематографичность прозы и нарративность в кино и сериалах... Во мне как на некоем поле битвы соединяются две эти стихии, и я, как мне кажется, успешно их сочетаю — не в том смысле, что я хвалю то, что делаю, а в том, как я стараюсь воплощать принципы кино в литературе и наоборот... Например, у меня есть рассказ, опубликованный в журнале «Дружба народов». Так вот он написан в такой киношной манере, как снято «Начало». Если прочитайте, вы поймете, что я имею в виду. Это интереснейший процесс, это взаимовлияние. Например, сейчас многие прозаики пишут свои очень быстрые стремительные книги как сериалы, надеясь, что их сразу экранизируют, ведь это огромные деньги. Я считаю, это не очень хорошей тенденцией. Это немного нечестно по отношению к прозе, что ли. Кстати, недавно был забавный случай: я встречался в Москве с представителем иракского издательства, которое будет переводить мой новый роман «Доказательство человека» и будет издавать его на арабском языке. Переводчик сидит и говорит мне, мол, я думал, так как вы сценарист вы пишете быстро, жидко, киношно... А открыл, вчитался и понял, что там густая настоящая проза. Признаюсь, это очень приятно слышать. Книга выйдет в Ираке — тоже здорово!

— На ваш взгляд, литература остаётся частью культуры наряду с кино именно благодаря кино, хотя и менее популярна в современном мире?

— Мир меняется, а литература остается. Как самый доступный для автора медиум, как один из самых широких и полноценных методов коммуникации. Литература — мать всех искусств. База, основа. Думаю, она никуда никогда не денется. Потому что искусство держится за счет тех, кто его делает, а писать всегда будет проще и дешевле, чем снимать. Кстати, сценарная работа — та же литература отчасти. А режиссер, да и продюсер — это тот, кто 90% своего времени сидит над писанием и чтением сценариев…

Литература, кстати, более безгранична, чем те же сериалы. Однажды в них может наступить кризис, а в литературе его не случится никогда просто потому, что это слишком широкая река. Что касается массового потребителя медиа, то, конечно, он не будет читать, будет смотреть сериалы. Это легче. Литература в последние десятилетия стала более элитарной. И это неплохо! Умные люди всегда будут читать. Иное невозможно. Нам же с вами интересны в первую очередь умные люди, да?

Кстати, все большие и серьезные режиссеры — огромные любители и знатоки литературы, она питает все большие киноталанты. Настоящий режиссер часто говорит с вами не о кино, а о литературе. Казалось бы, парадокс, а нет.

— Вы различаете темы, с которыми работаете как литератор и как режиссер в кино?

— Темы, конечно, разные, но корень у них один — я. Моя душа, мое чувство времени и людей, интуиция, желание высказаться на ту или иную тему. Но методы воплощения разные, поэтому и идеи деформируются под эти методы. В общем различаю. Придумать кино и придумать роман — разные вещи. Тема кино и тема романа должна быть такой, чтобы ее смотрели и читали в виде кино или в виде романа. Впрочем, знаете, я об этих вещах сейчас рассуждаю впервые, о них я не задумываюсь, этот выбор и поиск происходит органически, сам собой.

— А на ваш писательский стиль кино влияет?

— Влияет очень сильно и даже от обратного подчас. Когда я пишу прозу, я стараюсь не писать в прозе сценарий. Хотя сегодня многие писатели делают ровно наоборот. Но, например, визуальность в прозе и в сценарии — очень разные вещи. Грубо говоря, сценарист не режиссирует визуальную часть, а писатель — сам себе режиссер в прозе. Есть и другого типа влияния. Кино делает меня тоньше, оттачивает во мне видение людей, ощущения тем и сюжетов. Кино все-таки очень сложное искусство, даже более близкое к поэзии, подчас к музыке. И влияние кино на литературу очень благотворно, если мы говорим о хорошем и уж тем более авторском кино. Очень крутой литературе можно научиться у Микеланджело Антониони. Его книга, когда я ее читал, очень многое дала мне как писателю. Поразительно много.

— Арсений, вас можно считать признанным автором в сфере авторского кино. А недавно вы, можно сказать, стали ещё и известным писателем. Расскажите о своей последней книге. Как возникла идея?

— «Доказательство человека» — мой первый роман и третья книга, необычная вышла штука. Очень современная: буквально выходит роман и то, о чем я там фантазирую, сбывается наяву — Илон Маск начинает вживлять людям чипы, первые роботы-беспилотники с искусственным интеллектом убивают людей... Будущее уже здесь. Но что будет там, еще дальше? Я ищу в книге ответы и какие-то нахожу. Мне есть о чем поговорить с читателем: о наступившей новой технологической эре, эпохе искусственного интеллекта, оцифровке сознания, цифрового бессмертия, хранении человеческих данных на серверах, электронных войнах... Так что моя идея (а доказательство человека — это о том, как уже людям отстроиться от машин, которые они напридумывали) носилась и носится в воздухе.

В романе «Доказательство человека» семнадцать новелл из будущего. Представьте, семнадцать ситуаций, сюжетов, «наборов» героев, которые решают свои задачи, претерпевают конфликты и метаморфозы характеров, приходят к определенным финалам... Я думаю, каждый найдет там своего героя, это очень универсальная книга. И повторюсь, это попытка прощупать, что будет дальше. Я пытался предвидеть какие-то вещи, и, судя по тому, какие новости мне иногда присылают в «личку» друзья со словами «Смотри! Прямо как у тебя в романе!», — у меня что-то получилось.

— А что бы вы хотели сделать ещё в сфере кино, какие творческие планы?

— У меня есть несколько важных для меня сценариев, которые получили хорошие оценки профессионалов, посмотрим. Есть несколько замыслов. Но, что касается моих идей, пока все упирается в финансирование, на свои деньги пока снимать не могу, тот самый артхаус, как вы говорите. Есть огромный ворох черновиков, из которых тоже может что-то родиться. Это вихрь и бурление! Так что кино пишу. Но плотнее пока занимаюсь третьим романом. Важно его доделать. В нем речь будет идти про детство, юность, десятки и сотни историй из разных эпох меня и моей страны, историй драйвовых, динамичных, разных, переплетающихся бесконечно, в разных временных пластах, там о взрослении, о детском насилии, преступности, о первой любви и сексе, о ревущих 90-х — в общем, намешано очень много всего, целый ком судеб и историй... И все это, мне кажется, честно и динамично. В некоей закрученной оригинальной форме. Сейчас работаю над этим романом. Но с кино параллельно тоже работа идет.

— Есть ли будущее у российской культуры, каков ее потенциал, на ваш взгляд?

— Я оптимист и патриот. Я считаю, что у мощнейшей культуры в мире огромное бескрайнее будущее. И чем больше на долю ее выпадает испытаний (к сожалению), тем сильнее она становится. Это непреложный закон.