Психолог рассказал, почему многие россияне считают, что им все вокруг должны

По мнению эксперта, эта установка мешает саморазвитию

Наверно, у каждого из нас есть хотя бы один знакомый человек, убежденный в том, что ему должны буквально все вокруг. Государство, например, обязано решать его текущие проблемы; работодатель – платить достойную зарплату, при этом уровень квалификации и реальных трудозатрат может сильно отставать от запросов. Уже само наличие детей такие люди считают чуть ли не подвигом и ждут за это серьезных преференций – в Сети достаточно историй про так называемых «яжематерей». Подобные персонажи, как правило, обвиняют в своих неудачах кого угодно, но только не себя, и требуют, требуют, требуют…

Людей с похожим мировоззрением, что греха таить, немало. Почему оно формируется и чем может быть чревато? Об этом мы беседуем с клиническим психологом, основателем школы психологического боя «Валаал» Валерием Ивановским.

- Валерий Валерьевич, почему у части людей формируется картина мира, в которой окружающие им что-то должны, но при этом сами они не торопятся брать на себя какие-то серьезные обязательства?

- Чтобы ответить на вопрос, зайти придется издалека. Человек занимает в иерархии живых существ особую роль – это связано с тем, что благодаря особенностям своей эволюции он одновременно живет как бы в двух мирах. С одной стороны, это мир физический, в котором действуют законы природы, и бытие человека подчиняется древним инстинктам, направленным на удовлетворение его базовых биологических потребностей – в питании, безопасности, продолжении рода. С другой стороны, мы живем в «рукотворном» мире – то есть, в социуме, и здесь все подчинено законам социального бытия. Если законы биологические объективны и неотменимы, то законы социальные создаются самим человеком и могут изменяться по мере развития общества. Думаю, что именно в социально-исторических особенностях развития нашего социума, которые во многом задают шаблоны поведения людей, и стоит искать ответ на вопрос о формировании тех или иных поведенческих паттернов.

На протяжении веков Россия была государством с чрезвычайно выраженным патерналистским началом. То есть, всегда был некий верховный правитель, царь-батюшка, который считался отцом всех верноподданных. Затем в результате Октябрьской революции изменился общественный уклад – во главе государства оказался некий коллегиальный партийный орган, однако, по сути, это был все тот же коллективный «царь-батюшка». В начале 90-х годов прошлого века вновь произошла смена общественно-политической формации, однако стиль руководства страной, предполагаю, остался похожим. 

- А какая связь между формой правления и социальным иждивенчеством?

- Форма правления с ярко выраженным патерналистским началом имеет одно простое следствие: любой правитель фактически заключает с обществом негласный договор – верноподданные не интересуются политикой, не настроены что-то менять в системе управления, а власть при этом гарантирует им некий набор благ, позволяющий вполне сносно существовать. Очень сильно это было выражено в Советском Союзе: существовало бесплатное здравоохранение, образование, каждый был обеспечен работой, гарантирующей хотя бы минимум благ, у каждого была крыша над головой. Однако от человека требовалось тотальное подчинение и абсолютная лояльность; да и жизнь его фактически имела значение лишь в качестве инструмента для выполнения неких грандиозных государственных замыслов. 

Такое положение вещей сформировало определенный тип человека, имеющего установку на зависимость, на так называемый внешний локус контроля. То есть, все ценное в жизни человека приходит извне – в виде какой-то внешней довлеющей силы, которая дает все блага. Все время существования государства, особенно в советский период, люди впитывали декларации об отеческой заботе, в результате чего сформировался зависимый, иждивенческий тип человека, квинтэссенцией которого можно считать постулат «Мне должны!» Причем это иждивенчество распространяется не только на взаимоотношения человека с государством, но и на другие аспекты социальных отношений.

- То есть, получается, что ожидание неких неоправданных преференций от государства и требование уступить нижнюю полку в купе, хотя оплачена верхняя – явления одного порядка?

- Думаю, да. Также проявлением такого мировоззрения можно считать ситуацию, когда супруги в браке требуют какого-то исключительного внимания к своей персоне. В связи с особенностями распределения гендерных ролей в России это, например, может проявляться в таком феномене, когда женщины ищут себе в мужья обеспеченного надежного человека, который будет способен удовлетворить их запросы и решить все проблемы, в том числе и финансовые. Многие ищут работу с высокой зарплатой и солидным социальным пакетом, но при этом хотят трудиться как можно меньше. В дружбе люди, случается, ищут не единство взглядов и общность интересов, а некое покровительство для обустройства своей жизни. Это, надо отметить, очень сильно контрастирует с так называемой американской мечтой, согласно которой именно свой ум, свой труд должен привести человека к процветанию.

- Очень хорошо, что мы коснулись сферы трудовых отношений. Ситуацию вы описали верно: немало людей, которые уже при телефонном собеседовании, не узнав еще ничего о компании и о том, что им, собственно, придется делать, сразу же спрашивают, сколько будут платить. Однако здесь, мне кажется, мы наблюдаем некий парадокс. Частные компании, живущие по принципу «волка ноги кормят», должны, по логике, требовать от сотрудников инициативности, ответственности, желания расти и развиваться, в том числе и финансово, а не просто работать «от сих до сих». Казалось бы, этот рыночный запрос должен переломить ситуацию, мотивировать людей с установкой «мне должны все, а я никому» как-то изменить свое отношение к миру – но нет, их не становится меньше, и ситуация не меняется. Почему?

- В последнее время на российский бизнес пытаются натянуть очень много американских практик вроде тренингов по тимбилдингу, однако за редкими исключениями в итоге получается оглушительное ничто. И связано это, думаю, с отсутствием социального запроса, который, к сожалению, формирует не индивидуум, а те, кто находится на вершине, управляет социальными процессами. И все, что вы сказали относительно потребностей корпораций – это, к сожалению, пустые декларации, которые имеют очень мало отношения к реалиям российского бизнеса. Потому что самая серьезная его часть, где сосредоточено огромное количество производственных и финансовых ресурсов, либо принадлежит государству, либо так или иначе контролируется им. Соответственно, могу предположить, что прибыль здесь мало зависит от эффективности. Есть еще прослойка так называемых приближенных предпринимателей, осваивающих деньги по госконтрактам. Как они заключаются – все хорошо знают. Здесь, думаю, прибыть тоже зависит не от качества работы компании, а от совсем других качеств ее владельцев. Все остальное, что у нас есть – это, как мне представляется, зачатки экономической активности.

Государство в России, вероятно, не заинтересовано в бизнесе – свободном, независимом бизнесе, подлинной частной инициативе – поэтому его у нас исчезающе мало. Ну а раз так – то нет и культуры ведения бизнеса. С одной стороны, тот, кто решится его открыть, попадает в какое-то хаотичное нагромождение регламентирующих нормативно-правовых актов, которые до невозможности усложняют ведение дел. Эти люди напоминают каких-то искателей приключений, в хорошем смысле слова авантюристов, которые постоянно рискуют, пытаясь выжить в этой агрессивной среде.

С другой стороны, люди, которые намерены устроиться на работу, не верят бизнесу, потому что, повторюсь, у нас нет культуры его ведения. Отсутствуют, к примеру, какие-то семейные компании, которые развивают уже четыре-пять-шесть поколений. В России нет каких-то укорененных отечественных брендов, у нас многое, по сути, стремится к однодневному формату. Однако это происходит отнюдь не потому, что мы не умеем вести бизнес – думаю, это связано как раз с тем, что государство в бизнесе не особо заинтересовано.

- Но разве те многочисленные маленькие магазины и кафе, которые есть чуть ли не в каждом доме – это не бизнес?

- Обратите внимание, сколько их закрылось в период пандемии из-за введенных ограничений. Предполагаю, в том числе и потому, что декларируемая государственная поддержка в реальности сработала не очень хорошо. Иными словами, мне кажется, что этот пример лишь подтверждает тезис о том, что бизнес в России – вещь условная, эфемерная и опасная: сегодня ты вроде бы на коне, а завтра, после очередного рукотворного кризиса, не только без денег, но еще и в долгах. И хорошо, если на свободе.

До сих пор наше государство эксплуатирует недра; хотим мы того или нет, внушительная часть нашего бюджета формируется за счет продажи полезных ископаемых. Это позволяет государству функционировать, содержать армию, правоохранительный и карательный аппарат, выполнять свои социальные обязательства – хотя в последнее время, похоже, оно все чаще и чаще пытается их с себя сбросить. Предполагаю, власть заинтересована в сохранении такого положения вещей, потому что когда материальные блага распределяются преимущественно из единого центра – это мощный рычаг для того, чтобы держать зависимых людей в послушании.

А если появляется бизнес, свободный рынок, реальная экономика – то неизбежно набирают силу свободолюбивые люди, верящие только в свои силы и зависящие только от себя, а не от государства. Они, мне кажется, являются «взрывоопасным веществом, готовым в случае невысокой эффективности работы государства отстаивать свои права, выходить на митинги. Заинтересовано ли наше государство в появлении таких людей?

- То есть, поведение людей, устраивающихся на работу, обусловлено социальным шаблоном, помноженным на общее ощущение эфемерности своего положения?

- Думаю, чаще всего, когда человек приходит устраиваться на работу, он подсознательно чувствует, что все это временно, ненадежно, он воспринимает это как некую времянку. У нас крайне редки случаи, когда человек готов связать с какой-то компанией свою жизнь, рассматривает ее как свою семью, когда он готов расти и развиваться в рамках организации. По сути, он делает случайный выбор, отправляя резюме в 50-60 компаний. Благодаря каким-то случайным обстоятельствам, которые он даже не может до конца рационально просчитать, он оказывается в какой-то организации, работает там. Для него это лишь способ добыть необходимый минимум средств, чтобы сносно существовать. А если что-то не так – уходит, и все повторяется снова. То есть, люди кочуют по разным компаниям, словно вечные пилигримы.

С другой стороны, такое же отношение формируется и у работодателя: он, вооружившись тезисом об отсутствии незаменимых, пытается «отжать» этого временного человека до максимума, совершенно не заботясь о нем. В силу перечисленных выше причин ни один предприниматель не сможет с уверенностью сказать, что будет завтра с ним и с его бизнесом, поэтому он пытается взять все здесь и сейчас.

Получается своеобразная взаимная война; только виноваты в ней не работники и не работодатели – они в данном случае лишь статисты. Дело, мне кажется, в том, что в России делается все, чтобы бизнес не развивался – о причинах этого мы говорили выше. Именно поэтому у нас обречены все попытки внедрить зарубежные системы тимбилдинга: нет условий для формирования стабильной успешной команды. 

- Может, просто адаптировать модель под русский менталитет – то есть, уйти от прыжков, хлопаний в ладоши и взмахов «целительными пиджаками»?

- Адаптировать можно, но в нынешних условиях это бесполезно. Нет фундамента, на основе которого можно развивать долгосрочные проекты. 

- Как правило, о долге государства и общества говорят критики существующего положения вещей – то есть, по идее, активные и инициативные люди, которые должны надеяться только на себя. Нет ли здесь противоречия?

- Мы с вами говорили о том, что феномен социального иждивенчества обусловлен социально-историческими причинами. Конечно, инициативный и активный человек, который надеется только на себя и свои силы, как правило, гораздо лучше приспособлен к жизни, чем тот, который требует и ждет, что ему все дадут. Иными словами, иждивенческая модель социальной адаптации гораздо менее результативна, она формирует неуверенного в себе, невротизированного, зависимого и тревожного человека. Таким людям, как правило, по душе патерналистская форма управления – когда государство берет на себя функции отца, попечителя и распределителя благ. Им необходима «тихая гавань», чтобы кто-то решил за них вопросы их существования и освободил их от тревог. 

- Не является ли нынешняя система государственной власти ответом на патерналистский запрос общества? И, может быть, для ее изменения нужно не устраивать митинги, а менять сознание людей? То есть, когда до каждого дойдет, что кузнец своего счастья – только он сам, система сама подстроится под граждан?

- Эти сдвиги обязательно произойдут: их диктует сама логика эволюции, которая двигается по пути усложнения и увеличения эффективности. А конкретные механизмы могут быть многообразны, и митинги – один из них. С усложнением системы повышается доступность и скорость распространения информации, которая очень часто становится мотиватором для тех или иных изменений. Также будет давить железная логика социального развития, и уже не внутригосударственная, а межгосударственная. Россия существует не в вакууме, и в международном сообществе наряду с кооперацией есть и конкуренция. И если мы не хотим отстать и пропасть – значит, нам придется становиться лучше, эффективнее. Все попытки остановить время обречены, и победитель в борьбе прошлого с будущим всегда очевиден.

- Как человеку прийти пониманию, что путь к успеху, процветанию и счастью – исключительно в его руках?

- Во-первых, нужно развивать в себе осознанность: когда человек фиксирует все, что происходит в его жизни и задумывается над этим. Когда он реагирует на внешние и внутренние обстоятельства не инстинктивно, автоматически, а подвергает все происходящее критическому анализу: почему я сегодня злюсь, почему чувствую себя несчастным, или, наоборот, почему мне хорошо. Наконец, как сделать, чтобы было лучше. Эта осознанность, собственно говоря, и является первым шагом к пониманию фундаментальных законов, которые правят нашей биологической и социальной жизнью. 

Как только человек поймет, из чего состоит мир и к чему он движется, ему достаточно будет найти свое место и роль в этом большом и удивительном мире. То есть, ему необходимо обрести систему координат, которая правильно отображает окружающую его действительность. Ну а дальше нужно идти по пути саморазвития – учиться, проявлять любознательность, ставить цели и достигать их.