Биолог назвал области науки, которые могут пострадать в случае разрыва международной коллаборации

Минобразования и науки и МИД рассматривают возможность полного разрыва научно-образовательного сотрудничества в рамках существующих российско-американских отношений, пишут «Известия». Ведомства сообщили об этом в ответ на запрос депутата КПРФ Сергея Обухова. Между Россией и США действует ряд соглашений в этой сфере, в том числе документ о научно-техническом сотрудничестве за 1993 год, продлённый до 2025 года, отмечает СМИ

Недавно министр высшего образования и науки РФ Валерий Фальков заявил о планах отказаться от Болонской системы образования.

Настоящая наука делается большими коллективами, в том числе международными. При этом многих экспериментальных научных областей и техник в России просто не существует, рассказал в интервью «Московской газете» российский учёный, доктор биологических наук Михаил Гельфанд.

«Исследования, которые используют эти техники, делаются коллаборацией учёных, и это замечательные исследования, лучшее, что у нас есть, – говорит учёный. – Были программы "MIT-Сколтех", есть какие-то космические международные программы. В области биологии этого уже давно нет, потому что казённые программы разорваны университетами и организациями Запада в порядке реакции на сегодняшние действия России. Есть просто хорошие личные связи между учёными. В случае разрыва коллаборации мировая наука этого не заметит, а российская может пострадать», – считает Михаил Гельфанд.

Насколько сильно и в каких направлениях может пострадать российская наука в случае возможного прекращения работы с Западом?

«Те коллаборации, которые давно существуют, пока не прервались. То, что нас приглашают, говорит о том, что пока «пациент скорее жив, чем мёртв». Но если кому-то придёт в голову препятствовать конкретно общению между учёными, российская экспериментальная биология может пострадать, как и молекулярная биология, клеточная, модные направления, связанные с генерацией больших биологических данных, молекулярная медицина, онкология. К счастью, некоторым российским биологам удаётся работать в этих направлениях на мировом уровне. При этом все реагенты – западные, все лучшие приборы – западные. Можно отказаться от секвенаторов, электронных микроскопов и масс-спектрометров. Можно отказаться заниматься биологией. А передовая медицина – это и есть биология», – сказал Михаил Гельфанд.

Как можно оценить последствия возможного отказа от Болонской системы образования для российской науки?

«Никакой содержательной причины отказываться от Болонской системы я не вижу, – считает российский учёный. – Другое дело, что она у нас реализована достаточно своеобразно. Ситуация, которую я испытал на себе: я поступил на мехмат, выяснил, что хорошо заниматься математикой у меня не получается. Но раз я поступил на мехмат, учился пять лет, а потом стал биологом. Всё-таки благодаря Болонской системе у молодых людей сейчас есть возможность получить какое-то базовое образование, а потом специализацию в другом университете: отучившись четыре года на бакалавра, молодой человек может понять, хочет ли он дальше учиться или ему достаточно профессиональных навыков, чтобы работать в какой-то области. Не хочет ли он пойти в другой университет, чтобы поменять область научной деятельности или просто перейти в другую, более сильную программу. Я видел замечательных магистров, которые приезжали в Москву из региональных университетов, сильных, но не таких, как московские, и продолжали учиться в столице на магистерских программах в том же Сколтехе. Если мы прекратим эту программу, то мобильных и сильных студентов может стать меньше, поскольку сильные студенты знают, чего хотят. А слабый студент прирастает к тому месту, где учится, там и растёт, как мох на дереве. Сильный студент всегда чего-то хочет – может быть, поменять область научной деятельности, перейти в более сильный вуз. И система "бакалавр – магистр" дает возможность всё это делать. Кстати, министр высшего образования и науки Фальков, будучи ректором Тюменского университета, довольно активно и успешно Болонскую систему в своём университете развивал», – отметил собеседник «Московской газеты».

Отказ от Болонской системы усреднит российское высшее образование?

«Я допускаю, что это может усилить неравенство в образовательной системе. Если сильный человек по личным причинам поступил в региональный университет, у него не будет ни малейшего шанса оттуда вырваться? Это может понизить общий уровень образования и усилит неравенство возможностей», – считает Михаил Гельфанд.

Есть ли вероятность, что учёные и специалисты из разных областей могут покинуть Россию на фоне происходящего?

«Сфера Computer Science, вероятнее всего, пострадает достаточно сильно, –отметил учёный. – Среди моих знакомых есть очень сильные люди, которые собираются уезжать и которым есть где пристроиться. Из биологов вокруг меня где-то треть серьёзно присматривает себе место работы за рубежом. Это люди топового уровня, которых зовут за рубеж. Люди, которые занимаются общественными науками, сильнее привязаны к российской социально-речевой культуре. Хотя и социологи уезжают. Страну могут покинуть даже те, кто планировал на несколько лет вперёд развитие своей лаборатории. Также, возможно, будут уезжать люди, которые просто физически не смогут заниматься наукой, если все-таки произойдет разрыв международной коллаборации между учёными, если произойдут сложности с реагентами, с приборами. Люди, которые занимались криоэлектронной микроскопией, могут уехать просто потому, что не будет нужных приборов», – добавил биолог.

Можно ли в текущей ситуации как-то остановить эти процессы, чтобы помочь российской науке сохранить кадры и не допустить технологического отставания?

«Мы с вами разговариваем, делая вид, что не замечаем носорога в комнате, из-за которого разбилась ещё одна чашечка», – философски заметил Михаил Гельфанд.