Почему первыми нейросеть «съест» инфантилов, и как этому помогает современное образование

Упрёки молодому поколению в инфантильности сегодня приходится слышать часто. Но логичен вопрос. Старшие наблюдают вокруг и осуждают инфантилов – кто тогда их воспитывает? Кто-то делает все возможное, чтобы молодой человек в 16 лет имел сознание 12-летнего? Наблюдать такое печально, но дети становятся теми, в кого их превращают взрослые

Основные пути социализации в современном мире – семья и образовательные институты, среди которых самая значимая ступень – школа. Школа закладывает фундамент личности, управляя потоками информации, способами ее подачи и включения в общий образовательный контекст. В этом смысле именно школьное образование – основной политический рычаг управления человеческим ресурсом нации. И здесь, как это хорошо известно, в последние 12 лет государство проявило исключительную инициативность, предлагая и утверждая одну за другой образовательные реформы и законотворческие проекты. Не вдаваясь в подробности относительно не самых эффективных, по признанию экспертов, решений вроде перехода на Болонскую систему, в контексте обсуждения качества и темпов взросления молодежи в нашей стране коснуться имеет смысл двух. Это переход на систему ЕГЭ и принятие Федерального закона РФ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». Текст закона без поправок был опубликован «Российской газетой» 9 декабря 2010 года. То, что, по сути, этот закон подразумевал дальнейший курс на свертывание либеральных свобод, с одной стороны, с другой стороны, выражал обеспокоенность государства моральным и ментальным состоянием юношества частью общества, было принято вполне лояльно. Однако прошло не так много времени, чтобы стало понятно, что подобные законы в контексте развития Интернета малоэффективны в случае с реальной борьбой с распространением контента, нарушающего права и информационную безопасность ребенка, но зато вполне ожидаемо разжигают интерес у чиновников как на местах, так и в Государственной Думе.

Другой неприятный эффект от принятого закона заключался в том, что в случае с возрастной маркировкой он требовал не только неформального подхода к оценке содержания как классики, так и современных произведений искусства, но и высокого экспертного уровня для чиновников от культуры, устанавливающих маркировку, а это, скорее всего, запредельные ожидания.

В контексте политических столкновений прошлого десятилетия подобная активность со стороны властей оценивалась односторонне. На фоне политических событий остался почти незамеченным месседж, летевший с высоких трибун: нам не нужен человек-творец – куда их столько? Нам нужен грамотный потребитель. Грамотный ровно в той мере, чтобы встать на конвейер производства материальных благ с помощью технологий и научиться пользоваться последними. И, если оценивать отсроченный эффект управления человеческим потенциалом с подобных позиций, можно сказать только одно. По сравнению с ним имевший место призыв изъять из школьных библиотек книги Сергея Есенина – мелкое недоразумение.

С момента принятия ФЗ №436 прошло 12 лет, и в исторической перспективе стало ясно, в какой тупик ведет подобная образовательная политика, ведь жалобами на кухнях на подрастающих недорослей проблема не исчерпывается. Технологии устаревают быстрее, чем обновляются, и вопрос о качестве человеческого ресурса становится все более острым. Чтобы справляться с социальными вызовами, которые породил искусственный интеллект, в высокотехнологичных сферах должен присутствовать интеллект творческий и неискусственный. Кроме того, ни управление, ни ряд традиционных профессий в принципе никогда не будет автоматизировано, и к их числу относится широкий круг занятий, подразумевающих заботу, требующих включать эмоциональный интеллект и производить неповторимое. Соответственно перед человеком уже ближайшего будущего в полный рост встает проблема, как научиться работать так, чтобы остаться незаменимым. Эксперты прогнозируют существенное облегчение работы журналиста в ситуациях, когда рутинная работа станет выполняться нейросетями. То же самое касается и элементарного уровня цифровой иллюстрации, копирайтинга и тому подобных активностей, основанных на легко воспроизводимых действиях. И вот тут мы подходим к самой сути проблемы, которую ни много, ни мало можно назвать цивилизационной. Можно привести целый ряд профессий, в силу своей специфики требующих не только креативного мышления, но и выдающихся личных качеств, в первую очередь, моральной и эмоциональной зрелости. Впрочем, сформулированное разделение креативности и личной зрелости носит в данном случае условный характер. Творческая идея рождается как результат сознательной и бессознательной переработки опыта, то есть информации, которую способен в силу внешних и внутренних условий воспринять и освоить индивид.

Тысячелетия эволюции нашего вида проходили в крайне психологически некомфортных условиях. Говоря попросту, перед лицом бесконечных угроз. Стресс, психологическое напряжение и объективные потребности заставили человека изобрести колесо, земледелие и основы духовной культуры, включая мораль и этику, которые, в свою очередь, осваиваются исключительно в практической сфере и должны быть интериоризированы индивидом на определенных этапах взросления, в соответствии с нормами педагогики. Но о каком моральном и эмоциональном взрослении может идти речь, если на родительских форумах матери совершенно серьезно обсуждают уместность включения в детский учебник небольшого рассказа Льва Дурова о трагическом, но значимом опыте первого жестокого поступка и последовавшего за ним жестокого наказания – со стороны собственной совести? А всего-навсего рассказ повествует о мальчике, пытавшемся задушить собаку и как прочувствованные страдания животного сделали из него чуткого ко всем живым существам человека. Педагогический нерв этой истории касается того, что именно лежит в основе формирования нравственности на ранних этапах взросления: такова наглядность недопустимости разрушительных действий в отношении живого. Иначе чем через травмирующую демонстрацию подобную чувствительность сформировать невозможно. Блокировка подобного опыта, как правило, приводит к инфантильной гипертрофии личной уязвимости и граничащему с психопатией равнодушию в отношении других. Популярность психологических установок, подразумевающих максимальное избегание травмирующего опыта, и есть тот цивилизационный сдвиг, который в современном мире зафиксирован в том числе на уровне эстетики. Современная эстетика оперирует понятием травматического, которое, по сути, вытесняет трагическое. Изнеженный современный человек все, что дает ему представление о несовершенстве мира и угрозах, исходящих от него, относит к «травмирующему опыту». В то же время на протяжении многовековой европейской традиции именно искусство и литература выполняли роль тренажера сложных, болезненных, а подчас и трагических эмоций, подталкивая публику моделировать в воображении реальность, в которой делается нравственный выбор, продумываются гипотетически возможные поступки, а вместе с тем формируется новый субъект: тот, который посредством книг, получаемой из книг информации о внешнем мире, об обществе и человеческой жизни, расширяет свой личный универсум.

Стоит ли говорить, что эта практика имеет особый психологический и интеллектуальный смысл именно для подростка? Можно предположить, что значительная часть «недетских» книг, попадающих в эту категорию отнюдь не из-за присутствия в них сцен насилия или откровенных эротических описаний в один момент стала «запретной». Не говоря уже о том, что, если маркировка и цензурирование осуществляется по принципу доступности, проще говоря, понятности содержания для ребенка, во многих случаях мы получаем откровенный абсурд. Сложнейшие психологические коллизии и душераздирающие драмы фильмов «Летят журавли» и «Иваново детство» рассматриваются как «подходящие» для подростков, а гениальная и в лучшем смысле нравоучительная новелла Мопассана «Пышка» имеет маркировку 16+. Видимо, только на том основании, что в качестве единственного положительного персонажа в ней выведена проститутка.

О «взрослой» стороне человеческой жизни поколения молодых людей в интеллигентных семьях узнавали со страниц художественной литературы, поставлявшей как образцы человеческих отношений, в том числе в сфере интима, так и рассказывающая об их опасностях. В мире нет ничего абсолютно положительного, однозначного, и «расплатой» за такой путь взросления может стать оторванность от современной жизни, если «книжная полка» юноши или девушки составлена исключительно из дешевой романтической литературы. Но вот Бальзака, Мопассана или Флобера небесполезно читать и до поступления на филфак. Русская классическая литература с ее фокусировкой на проблемах нравственности, хотя и не обходит темы отношений между мужчиной и женщиной и местами вполне проходит по разряду «предосудительной», в этом смысле вполне «безопасна»: понять правильно многие сюжеты можно, обратившись к ней исключительно пройдя возрастной этап сексуальной стабилизации в обществе, а то и приобретя серьезный психологический опыт. Таким же примером бессмысленности возрастной маркировки можно считать и «Фауста» Гете и трагедии Шекспира.

Ни директора школ, ни рядовые учителя, особенно если они не филологи, не обязаны с разборчивостью профессора МГУ вникать в содержательные нюансы гипотетической «библиотечки» старшеклассника, когда речь идет о внеклассной активности, дополнительном образовании и тому подобном, и, как это и происходит в случаях, подразумевающих административную или уголовную ответственность, лучшим решением становится «избегающее». Учитель не возьмет в работу на свой страх и риск на заседании школьного книжного клуба «Пышку», всего-то повествующую о том, как в трудной дороге «приличные люди» обожрали жрицу любви и повернулись к ней задом, как только были доедены последние харчи сердобольной девицы. На чисто формальный школьный подход накладывается и ставшее обычным в наше время испепеляющее невежество самих родителей. Пример с обсуждением школьного учебника автор уже привела. Трудно решить, что тут первично: курица или яйцо – родительская или чиновничья ограниченность, что за чем следует, но вот уже мой личный опыт показывает, как далеко заводит иногда государственная опека над порядком взросления. В одной из школ, с которой сотрудничала автор статьи, директор «завернула» публикацию, посвящённую весенним первоцветам. В заметке для школьных соцсетей излагалась легенда о возникновении цветка нарцисса: в легенде речь, как известно, идет о том, как в прекрасного юношу влюбилась и умерла от неразделенной любви нимфа Эхо. Упоминание смерти от любви директор прокомментировала словами, что ни один родитель не одобрил бы подобное чтение для своего ребенка. Что ее не устроило в легенде, придуманной древними греками, остается только гадать: смерть от любви, упоминание смерти как таковой? В этой связи нельзя, конечно, не вспомнить о существовании адаптации мифов для школьников, которую советский цензор, к примеру, посчитал вполне подходящей для младшего школьного возраста. А там ведь повествуется о таких «страшных» вещах, как пожирание Кроносом своих детей, и так далее.

15 декабря 2022 года ТАСС опубликовало сообщение о том, что Госдума приняла законопроект об упразднении возрастной маркировки для школьной и религиозной литературы. Изначально инициатива была принята в первом чтении в декабре 2019 года, и, согласно ей, обязательной должна была остаться лишь маркировка «18+». Промежуточную (от «0+» до «16+») предлагалось не применять; вместо разбивки по возрасту рекомендовалось использование формулировок: «для семейного чтения», «для семейного просмотра», «для дошкольников», «для детей младшего школьного возраста», «для детей среднего школьного возраста», «для детей старшего школьного возраста», «не рекомендовано для детей» и любые иные сходные по смыслу. Но ко второму чтению законопроект был значительно изменен. Возрастную маркировку депутаты упразднили только для основных религиозных текстов традиционных для РФ религий, а также для «произведений литературы, изучение которых предусматривается федеральными государственными образовательными стандартами и федеральными основными общеобразовательными программами». Для остальных произведений литературы и искусства маркировка остается прежней.

А еще остается… Как, вероятно, уже стало понятным, остается надеяться, что ни в медицинские вузы, ни на юридические факультеты страны не пойдут поступать выпускники школ, так и не узнавшие, что в мире существует такой «негатив», как смерть. Ведь знание о ней неотъемлемо от представления о хрупкости жизни и подталкивает к осознанию эту хрупкость жизни оберегать. Нет, конечно, в мире существуют исключительно розовые пони и баллы за ЕГЭ! Легко и непринужденно позволяющие симулировать наполненность образовательного процесса – такого, который помогал бы молодым людям, вступающим в большую жизнь, взрослеть, а не тормозил наступление личной зрелости.