О чем может говорить падение цен на медь

Мировые цены на медь опустились до минимального с ноября 2020 года значения — 7670 долларов за тонну меди на Лондонской бирже металлов, сообщает РИА Новости. Снизились цены и на другие цветные металлы (алюминий и цинк), пишет издание

«Эксперты традиционно полагают, что изменение цен на медь показывает направление движения мировой экономики в ближайшем будущем», — пишет на эту же тему «Интерфакс». При этом в Китае зафиксирована новая вспышка коронавируса в Шанхае. Министерство здравоохранения Италии сообщило о более чем миллионе заразившихся новой формой коронавируса граждан страны, передаёт Regnum.

Наряду с падением цен на медь «Московская газета» обсудила с экспертами мировые экономические кризисы, влияние на них таких факторов, как пандемия, и возможные последствия подобного кризиса для России.

Цены на медь часто называют одним из опережающих индикаторов экономики, рассказал в беседе с журналистом издания аналитик ФГ «Финам» Алексей Калачёв.

«Это основной электротехнический металл, востребованный во многих отраслях, включая энергетику, электронику, машиностроение, приборостроение, строительство и пр. Падение цен может говорить о том, что производители конечной продукции для этих отраслей начинают сокращать пополнение запасов сырья, что, в свою очередь, может предвещать экономический спад», — пояснил эксперт.

По словам аналитика, медь — обобщенный образ, на самом деле сейчас снижаются цены на все промышленные металлы: «У этого целый комплекс причин. Покупки могут сокращаться, потому что в постпандемийный период наблюдались перебои в поставках из-за проблем с транспортировкой на фоне резкого увеличения спроса. Многие предприятия создавали дополнительные резервы, чтобы не остаться без сырья. Теперь эти излишки могут способствовать временному сокращению спроса».

Фактор Китая также остается одним из самых важных, поскольку его промышленность обеспечивает не менее половины глобального спроса на все виды сырья, включая медь, подчеркнул Алексей Калачёв. «Надежды на быстрое восстановление темпов роста экономики КНР пока не оправдываются из-за новой вспышки коронавируса и политики нулевой терпимости к его проявлениям», — подчеркнул собеседник издания.

В целом все больше аналитиков предсказывают наступление рецессии в США и ЕС на фоне высокой инфляции, роста ставок, энергетического кризиса и нарушения сложившихся производственных цепочек из-за санкций, отметил Алексей Калачёв: «Новая волна коронавируса в Европе тоже не добавляет оптимизма и также может давить на цены промышленного сырья».

По мнению экономиста Сергея Хестанова, в экономике существует определённая цикличность. Эти циклы, по его словам, неидеальны, но с определённой периодичностью экономические кризисы разной степени тяжести повторяются.

«На моей памяти это был 1986 год, 1997 — 1998 года и памятный всем 2008 год. Между этими событиями — сопоставимые промежутки времени. Существует среднесрочный экономический цикл Жюгляра (Клеман Жюгляр, французский статистик, живший в XIX веке — прим.ред). На циклы Жюгляра влияют и внеэкономические события — как политические, так и иные, — рассказал Хестанов. — На текущий экономический цикл сильно повлияла пандемия: локдауны, гигантское вливание денег в экономику и т.д. Это немного сбило промежутки циклов и ровность их хода. Но еще в 2017 году я писал, что где-то на подходе — очередной циклический кризис. К сожалению, кризис не совсем синхронно происходит в разных странах. В 2008 году он случился почти синхронно, причина тому — пресловутая глобализация. А, например, в 1986 году в США формально кризиса не было: темпы экономического роста упали, но в «минус» не ушли. Но когда экономика росла, а потом темп роста резко упал, экономическими субъектами, будь то граждане страны или бизнес, это воспринимается как кризис. Сейчас главная интрига в том, каким будет надвигающийся кризис. Бывает цикличный кризис — резкое падение и быстрое восстановление экономики, и структурный, трансформационный. Яркий пример последнего для российской экономики — 1986 год: уровня жизни 1986 года россияне после этого достигли только в начале 2000-х. То есть структурный кризис — это лет на 15».

Медь — действительно опережающий индикатор активности в промышленности, по которому возможно делать определённые прогнозы, отметил эксперт: «Когда промышленники ждут роста заказов, они закупают в том числе медь заранее, и это вызывает рост цен. Когда ожидается снижение заказов, снижается и цена на медь».

К 2020 году циклический экономический кризис был уже на подходе, но в ситуацию вмешалась пандемия, напомнил собеседник издания: «Из-за пандемии в экономику влили огромные деньги — но, если вкладывают намного большие, чем это необходимо для обслуживания текущих процессов, возникает инфляция. План по инфляции у всех крупных экономик — Еврозона, США, Китай — примерно одинаковый, и до недавнего времени у всех, включая китайцев, получалось более-менее её сдерживать. Пандемия внесла изменения, и сейчас пошёл довольно большой рост цен. Уже достаточно сильно и долго росла инфляция, чтобы верить, что экономика нормализуется после пандемии: в большинстве стран ковидные ограничения уже практически сняты, а рост цен и не думает замедляться. И возникает развилка: куда повернёт мировая, и в том числе российская, экономика?».

По мнению Сергея Хестанова, путей два: резкая рецессия экономики или продолжительная стагфляция, и с точки зрения оздоровления экономики предпочтительнее первая.

«Возможно, в чём я сомневаюсь, в современной политике найдутся мужественные люди вроде Пола Волкера (американский экономист и государственный деятель XX — XXI века — прим. ред.), который в начале 80-х поднял ставку ФРС (Федеральная резервная система США, аналог Центробанка — прим. ред.). Так, Волкер укротил инфляцию, подарив нам почти 40 лет низкой инфляции. Но цена этого была велика: высокая, хотя и непродолжительная рецессия экономики, пятикратный рост безработицы в США. Это стоило политической карьеры президенту США Джимми Картеру, но это же и заложило фундамент для будущей экономики Рональда Рейгана. Картеру достались мучения, а Рейгану слава, — рассказал экономист. — Так вот, первый путь — это повторить то, что сделал Пол Волкер. Как говорится, если «рубить собаке хвост», то лучше делать это один раз, а не по сантиметру. Но, с учётом мягкотелости большинства политиков нашего времени... Я искренне уважаю таких политиков как Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер, эти люди были способны брать на себя ответственность. Если необходимо принять неприятное решение, зачем его затягивать? Но нынешние политики, к сожалению, больше склонны к словоблудию и затягиванию ситуации».

И в этом, по мнению Сергея Хестанова, заключается второй вариант развития кризиса: затягивание необходимого подъёма ключевой ставки, медленное ужесточение денежной политики. «Все политики понимают, какая суровая рецессия будет при жёстком подъёме ставок и какая туча негатива на них прольётся, поэтому никто не хочет брать на себя ответственность, — полагает экономист. — Разве сейчас кто-то в США решится «рубануть» ставку в 9,1%? Поэтому, скорее всего, мир ждёт подобие стагфляции 70-х годов: высокая инфляция, относительно высокая безработица и низкий либо отрицательный экономический рост. На мой взгляд, это худший вариант. Дело в том, что стагфляция, с одной стороны, немного мягче воспринимается обществом, особенно в начале. Но когда она длится долго, хотя бы два года, возникает резкий рост социальной напряжённости. В Германии была «немецкая осень», череда левацкого типа террористических актов, во Франции и Италии тоже было нечто подобное. Стагфляция способствует резкому росту деструктивных процессов в обществе».

В Шанхае зафиксирована новая вспышка коронавируса, об одном миллионе заразившихся новой формой ковида говорят власти Италии — коронавирус способен вновь ударить по экономике?

«Я по первому образованию биофизик, изучал вирусологию, — рассказал Сергей Хестанов. — В экономисты я переквалифицировался после перестройки. Когда началась пандемия, мой однокашник-вирусолог объяснил мне, что меры, принимаемые против коронавируса, довольно избыточны. Прирост смертности был слишком мал, чтобы оправдать такие гигантские по последствиям для экономики ограничения. Это показывает опыт Швеции, в которой так и не ввели полноценного локдауна: уровень заболеваемости и смертности там оказался ниже, чем общеевропейский. Большую часть мер против коронавируса можно было спустить в добровольном порядке. Что касается новых вспышек, о которых вы упомянули, то смертность там ничтожна. Эволюция вирусов идёт в направлении снижения летальности: для вируса плохо, если его носитель/хозяин умер. Так что, если СМИ и политики не будут всё это раздувать, новые вспышки вируса будут не слишком страшны. Смертность в той же Италии не превысила смертность от сезонного гриппа, но, благодаря СМИ и политикам, риски были серьёзно преувеличены».

Панический эффект эпидемии больше не скажется на экономике?

«Китай имеет специфический взгляд на проблему коронавируса и проявляет в этом вопросе, на мой взгляд, нездоровое рвение. А в развитых странах, мне кажется, прежней паники уже не будет», — добавил собеседник «Московской».

Какой вариант развития мирового экономического кризиса будет менее травматичным для России?

«Стагфляция — считает экономист. — Напомню, что «золотые годы» СССР в значительно степени приходятся как раз на стагфляцию 70-х: цены на сырьё тогда были стабильно высокими».

Получается, для России будет менее выгодна резкая рецессия в мировой экономике, которая, в свою очередь, является более правильным, хоть и трудным экономическим решением?

«Это сложный вопрос, прямой связи между сырьевыми ценами и кредитно-денежной политикой нет. Но если действовать по принципу Пола Волкера и «рубить собаке хвост» сразу — это, конечно, жёсткое давление на сырьевые цены. Снизится экономическая активность, потребление снизится, снизятся и цены на нефть и газ. Для России, если выбирать из двух зол, стагфляция предпочтительней. Для мировой экономики в целом это хуже, а конкретно для нас это более выгодный сценарий», — подчеркнул Сергей Хестанов.