Как справиться со страхом в период сложных исторических событий: помогут философы

Мировая культура выработала разные стратегии выживания в трудное время. Особенно актуальны они, когда окружающая обстановка заставляет задуматься о смерти, о смысле жизни, о собственном мужестве. Чем может помочь человеку перед лицом испытаний философия?

Об этом рассказывает исполняющий обязанности декана философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Алексей Павлович Козырев.

— Алексей Павлович, 1 марта этого года в паблике философского факультета в соцсети «Вконтакте» появилась закрепленная запись примерно такого содержания: дни наступили тревожные, многие переживают за друзей и родных, за свое будущее. Можно обратиться к факультетскому психологу.

Возникает вопрос. А разве само философское знание не является одним из инструментов выживания в катастрофическом мире? Философия возникает ведь в так называемое «Осевое время», в период многовековой перековки исторического сознания в разных регионах Земли…

— Философия и психология – занятия близкие, переплетающиеся. В античности душевной жизнью занималась именно философия. У Аристотеля есть работа «О душе». А выделение психологии как экспериментальной науки происходит довольно поздно, только в XX веке. Философию в Московском университете преподавали такие ученые, как Лев Михайлович Лопатин и Георгий Иванович Челпанов, они же занимались психологией, причем Челпанов был основателем Психологического института на Моховой. Лев Семенович Выготский, Владимир Петрович Зинченко закончили философский факультет. В современном обществе психолог, пожалуй, тот же философ, только более практико-ориентированный. И психолог тоже может сказать. Тебе тяжело? Почитай Сенеку, Марка Аврелия… Однако важно помнить, что только психолог понимает, где заканчивается психологическая помощь и должна начинаться психиатрическая. И этим он отличается от философа.

— При этом при всей близости психологии и философии на консультации к философам запись не ведется…

— Вы правы. Но это не мешает выступающему публично философу реализовывать «помогающую» стратегию. Среди моих бывших однокурсников есть и бизнес-тренеры и коучи, организующие тренинги для корпораций. Они учат навыкам логической аргументации, риторике.

— Однако риторика – все-таки рациональный вид деятельности, если понимать ее как навык направленного речевого воздействия. А мы говорим об эмоциях.

— Левым полушарием мозга мы, как известно, мыслим рационально, правым – образно. Но при этом человек – единое существо, он не разделен на клетки. Вот здесь я живу чувствами, эмоциями, а вот здесь – разумом. Так не бывает. Когда человек принимает решения, он соединяет воедино чувства и разум. Поэтому мы предполагаем, что и сегодня человек в ситуациях тревоги, заботы может что-то доказывать себе логически, а может перенастроить свою эмоциональную жизнь. В определенных контекстах мы включаем эмоциональный интеллект. К примеру, что такое музыка? Это развлечение или, как говорил Шопенгауэр, бессознательное философствование души? Некоторые ученые признавались, что прослушивание Баха упорядочивает их интеллект. Поэтому я бы не сказал, что музыка воздействует только на чувства. Цельный человек – недостижимый идеал, но в то же время не стоит разводить интеллект и чувства по разным квартирам.

— Кстати говоря, если поставить вопрос радикально, по-философски, надо ли помогать человеку в принципе? Что там говорит Ницше? «Падающего – толкни!»

— Поэтому я и не люблю Ницше и не считаю, что это какой-то общезначимый философ, чей опыт обогащает. Особенно учитывая судьбу Ницше, его психическую болезнь. Все это не в последнюю очередь итог той философской стратегии, которую он для себя избрал. Это довольно жестокая философия, пытающаяся дать новую мораль «по ту сторону добра и зла». Можно падающего толкнуть, можно человеку, находящемуся в депрессии подарить веревку с мылом и сказать: ну, иди повесься. На кого-то это подействует исцеляющее, а кто-то пойдет и повесится. Я хорошо помню 90-е годы, это время я пережил, уже став взрослым. Тогда считалось, что нужно отказаться от социального государства, перейти к рыночной экономике и пусть каждый выживает, как может. Не все выжили, не все смогли адаптироваться, закончили алкоголизмом и смертью, в том числе среди моих знакомых. Я не считаю, что социум должен быть построен на такой волчьей, звериной борьбе за существование.

— Но ведь существует представление, в том числе религиозное, что жизнь – это испытание. Без духовного напряжения невозможно развитие личности. А современная цивилизация сделала жизнь человека слишком комфортной, и, как только возникает малейшее беспокойство, современный человек склонен впадать в истерику.

— Я бы не сказал, что беспокойства, которые возникли в последнее время, – малейшие. Мы оказались перед лицом небывалых в жизни нашего поколения угроз. Сначала ковид, опасная болезнь, от которой многие умерли. Плюс – социальные изменения, связанные с новой биополитикой, как теперь принято выражаться. Насильственная самоизоляция (хотя это и оксюморон), изменение привычного уклада жизни. Я бы назвал это биополитической революцией. Это изменения тектонические, их последствия мы будем ощущать еще на протяжении десятилетий. Это первое. Второе – спецоперация, с которой столкнулось наше поколение впервые. Как проживается этот опыт, нам было неизвестно.

— Но ведь существует исторический опыт, человек живет не в вакууме!

— Пока ты сам не обожжешься о горячую конфорку, тебе бесполезно рассказывать, что такое ожог. Вот что такое исторический опыт. Сейчас мы определяем стратегии, в которых будет жить человек, на десятилетия. Поэтому я бы не стал преуменьшать драматизм настоящего. И я хочу вновь подчеркнуть: человек заслуживает помощи, человек имеет право требовать, чтобы ему помогли. Философски, психологически, материально – это другой вопрос.

— Хорошо, давайте более конкретно поговорим, чем могут помочь философы. Боль потери. Стресс неопределенности. Риск. Страх смерти. Разочарование. Как осмысляют подобный опыт философы – какие «пилюли» приписывают для облегчения?

— Знаете, я обратил внимание, что в издательствах, выпускающих популярную литературу нон-фикшн, стали востребованы такие темы, как философия стоиков. Стоики учили, что ты и смерть, вы не пересекаетесь, так как, когда наступает смерть, тебя уже нет, поэтому бояться смерти нет смысла. Не стоит бояться боли, не стоит бояться болезни, потому что тяжелая боль непродолжительна, а продолжительная боль нетяжела, ее можно переносить. Понятно, что логика стоика вполне применима к кшатрию, к воину. Для монаха, для верующего человека актуальна другая логика. Смерти не стоит бояться не потому, что не тяжело умирать, а потому, что жизнь не кончается со смертью. И самое интересное начнется дальше. Как я буду оправдан перед лицом вечности? Буду ли я спасен? При таком понимании открывается совершенно другая перспектива. И смысл смерти (принято говорить о смысле жизни, но у смерти тоже есть смысл) меняется.

Самое интересное, сегодняшняя культура, на мой взгляд, перекликается с поздней античностью, когда старая культура умирала, а новая, христианская, нарождалась. В наши дни, правда, нельзя сказать, что христианство пассионарно в мире, разве что в Латинской Америке, но идет столкновение христианской традиции, в которой веками существовала Европа, и возвращения к античным представлениям о человеке. В такой культурной ситуации мы видим, что люди выбирают для себя разные мировоззренческие стратегии. К тому, что происходит сегодня, по-разному будет относиться верующий человек и атеист, предпочитающий стоическую парадигму. И, что главное, люди выбирают для себя традицию или модерновые, нетрадиционные способы поведения, сами, без какой-либо социальной детерминации.

— Может, это и хорошо?

— Я не говорю, что это плохо, отнюдь. Я хотел подвести к тому, что невозможно порекомендовать универсальные мировоззренческие ориентации в мире, способные помочь человеку в трудный момент. Кому-то поможет философия стоиков, кому-то поможет философия экзистенциалистов. Среди них есть опять-таки Габриэль Марсель, а есть атеист Жан-Поль Сартр. Мне кажется, что Марсель – очень «звучащий» сегодня философ. Марсель – философ надежды. Его мягкая христианская тональность подсказывает, что человек даже в самой сложной жизненной ситуации не должен терять надежду. Надежда, по Марселю, это – амехания. Это попытка выйти из принудительной силы реальности, когда, казалось бы, все уже определилось. Человек, когда его, казалось бы, уже «посчитали», не сводит себя к механической необходимости. И мы знаем, случается, что даже тяжелобольные люди не теряют надежду, излечиваются и живут долго и счастливо.