Можно ли армяно-азербайджанский конфликт считать завершённым?

С 1 января 2024 года официально прекратила свое существование самопровозглашённая Нагорно-Карабахская Республика. Её территория, согласно нормам международного права принадлежащая Азербайджану, полностью вернулась под контроль Баку в результате короткой военной операции, ставшей формальным завершением второй карабахской войны 2020 года. Хотя азербайджанские власти объявили о готовности предоставить армянам, остающимся на этой территории, все гражданские права и обеспечить их безопасность, продолжать жить в Карабахе решила лишь незначительная часть прежнего армянского населения. Остальные в короткое время выехали в Армению, что было позволено сделать всем, кроме задержанных азербайджанскими правоохранителями лидеров сепаратистского режима НКР, которых в Баку считают преступниками. Так де-факто закончилось 30-летнее вооружённое противостояние вокруг Карабаха

Согласно историческим данным, споры по поводу принадлежности Нагорного-Карабаха существовали всегда, а найти компромисс было очень сложно. На фоне зарождающейся дезинтеграции СССР первые вооруженные стычки в начале 1988 года положили начало продолжительному территориальному конфликту между Арменией и Азербайджаном. Спустя более 30 лет, казалось бы, решение найдено, но так ли это на самом деле?

Об отношениях между Арменией и Азербайджаном и текущей ситуации в Нагорном Карабахе в интервью «Московской газете» рассказал ведущий научный сотрудник Центра евроатлантической безопасности Института международных исследований МГИМО МИД России, главный редактор журнала «Международная аналитика» Сергей Маркедонов.

— Сергей Мирославович, как Вы думаете, такие инициативы и проекты, как налаживание связей, развитие торговли и совместного сотрудничества между Арменией и Азербайджаном являются позитивными итогами конфликта?

— Оценки итогов, позитивные они или негативные, объяснение, урегулирован конфликт или нет сильно зависят от того, с какого места мы производим обзор ситуации.

Если мы посмотрим со стороны официальной власти Азербайджана, то позитивным итогом будет максимальное продвижение своих интересов. И здесь мы наблюдаем консенсус в карабахском вопросе, несмотря на то, что оппозиция имеет очень критический взгляд на действия команды президента Ильхама Алиева и считает выборы сфальсифицированными. Более того, даже оппозиция внутри страны, которая бойкотирует выборы и считает их незаконными и фальсифицируемыми, поддерживает единство Азербайджана. В Армении другая ситуация. Мы видим, что премьер-министр Армении Никол Пашинян говорит о мирном договоре как о самоценности и заявляет о необходимости делать уступки, а вот оппозиционные силы рассматривают действия Пашиняна как едва ли не национальное предательство.

— Конфликт между странами можно считать завершённым?

— Мы не можем считать, что конфликт сегодня урегулирован. Тема Нагорного Карабаха в политическом плане здесь и сейчас закрыта. Однако мирный договор еще не подписан. Прошел десятый раунд обсуждения разных поправок, однако помимо них есть еще другие требования. Азербайджанская сторона говорит, что нужно поправить Конституцию Армении на предмет территориальных споров, исключив любые намеки на них. Более того, не проведена демаркация и делимитация границ, интенсивно обсуждается тема Зангезурского коридора. Из этого всего следует, что конфликт еще не разрешен. Вопрос о статусе и принадлежности Нагорного Карабаха урегулирован, но я многие годы писал о том, что конфликт не является нагорно-карабахским. Это армяно-азербайджанский конфликт, а он шире одной спорной территории.

— Как Вы думаете, что дальше будет происходить между странами?

— Здесь стоит выделить несколько моментов. Во-первых, многое зависит от того, в какой степени армянское общество будет готово принять новые реалии, ликвидирующие армянский геополитический максимализм 90-х гг. Во-вторых, важно, насколько захочет Азербайджан закрепить свое преимущество. Очевидно, сейчас Азербайджан поймал «драйв», и складывается такое ощущение, что если раньше Армения занимала более доминирующую позицию, то сейчас Азербайджан, как мне кажется, проводит действия, которые не просто направлены на закрепление своего успеха, но и на демонстрацию уязвимости и зависимости Армении. И здесь выделяется очень много иррациональных аспектов. Например, казалось бы, осталось подписать мирный договор, но на самом деле стали появляться все новые и новые вводные. Поэтому мирный процесс представляется мне как линия горизонта: чем ты ближе к ней, тем дальше она от тебя.

— Сыграли ли такие международные организации, как ОБСЕ и ЕС, значимую роль в урегулировании конфликта?

— Минская группа ОБСЕ с самого начала участвовала в урегулировании конфликта, предлагая варианты компромисса между Баку и Ереваном. Однако большинство планов урегулирования (пакетный, поэтапный, «общее государство», «обновленные мадридские принципы», «казанская формула», «план Лаврова» и др.) предлагались внешними игроками, а не самими сторонами конфликта. В какой-то момент Армения, будучи сильнее, диктовала свои правила, затем Азербайджан стал диктовать свои. Но в обоих случаях речь шла не о компромиссе, взаимных уступках и долгосрочном мире, как предлагали другие игроки, а о концепции окончательной и бесповоротной победы, где желательно, чтобы противник уступил все.

Минская группа ОБСЕ, в которой обозначились с 1997 года три сопредседателя (Франция, США, Россия), являлась уникальным форматом и отличалась взаимодействием и поиском общих позиций. Однако после 2022 года Минская группа перестала функционировать как прежде, так как западные дипломаты перестали встречаться с российскими. Более того, статус-кво, державшийся 26 лет, изменился, и новые реалии не соответствуют старым предложениям, то есть предложения по урегулированию конфликта, которые в основном разрабатывались после Второй карабахской войны (2020) и событий 2023 года, устарели.

Что касается Евросоюза, то он весьма пассивно участвовал в процессе урегулирования армяно-азербайджанского конфликта и ситуации в Нагорном Карабахе, активизировавшись только в рамках Брюссельского формата (декабрь, 2021 г.) и больше всего в 2022-м году после Второй Карабахской войны.

Хочу отметить, что мы все время должны оговариваться, когда критикуем кого-либо из внешних игроков (Запад, Россия, ОБСЕ, ЕС или США) в том, что конфликт не урегулирован. У двух сторон были принципиально разные позиции по урегулированию, поэтому здесь важно понимать, что мы подразумеваем под «урегулированием конфликта». Азербайджан одержал победу, и армянская община в Нагорном Карабахе отсутствует – это урегулирование с точки зрения Азербайджана. Однако Армения может не согласиться с этим результатом. Ей приходится принимать определенные правила, но это не значит, что все удовлетворены сложившейся ситуацией. Уязвимость этой конструкции заключается в вопросе силы. Сегодня Азербайджан силен, но раньше эту позицию занимала Армения. Например, на вопрос «а вдруг случится эскалация?» бывший министр обороны Армении Давид Тоноян отвечал: «будет война, значит будут новые захваченные территории». Сейчас же Армения себе такого не позволит. Как описывал известный прусский военный теоретик Карл Филипп Готфрид фон Клаузевиц: результат любой войны относительный, сегодня у вас сила, а завтра у вас её нет. Поэтому, говоря о неэффективности урегулирования, следует обращаться к Баку и Еревану, потому что предложения внешних сторон всегда компромиссны. Но для прочности мирной конструкции нужно взаимопонимание самих сторон конфликта.

— Какое влияние на конфликт оказала Турция?

— Достаточно большое. Тут сошлись несколько факторов. С 90-х гг. Турция начала пересматривать многие основы своей внешней политики, сформулированные еще в 1923 году при формировании Турецкой Республики. Тогда Турецкая Республика сильно отдалилась от своего османского прошлого, позиционируя себя как революционный проект, основанный на национализме, светскости и модернизации. Из-за этого Турция не спешила сближаться со своим ближним зарубежьем. Тогда ее ключевыми партнерами были западные страны (после 1945 г. США). Но со сменой поколений и приоритетов Турция постепенно стала сближаться со своим ближним зарубежьем. Еще в 90-е гг. бывший президент Халиль Тургут Озал обозначил это как ответственность Турции за свое османское наследие. Потом начала развиваться идея неоосманизма, которую на практике попытался реализовать Реджеп Тайип Эрдоган сначала в качестве премьер-министра, а потом президента. Так что сегодня Турция стала активным игроком на Ближнем Востоке, Кавказе и Балканах.

Азербайджан воспринимает Турцию, как результат самоопределения тюркского народа в рамках концепции «одна нация – два государства». Давайте не забывать, что в Турции примерно 3 млн выходцев из Азербайджана. Вспомним президентские выборы, которые прошли год назад, как раз к столетию Турецкой Республики. Третье место в первом туре занял Синан Оган, выходец из Азербайджана, а во втором туре он оказал поддержку режиму Эрдогана, то есть здесь играет фактор не только геополитический, но и турецкой идентичности.

Что касается Армении, то ее отношения с Турцией имеют негативную историческую основу. Анкара опасается трактовать события 1915 года как геноцид, поскольку это может повлечь за собой раскрытие других спорных исторических вопросов, таких как греческий, ассирийский, курдский и др. Поэтому какие-то армянские устремления на Кавказе Турция раньше воспринимала с опасениями, но сейчас, когда Армения ослаблена, Турция видит возможность укрепления своих позиций в регионе. Хочу также добавить, что Турция понимает особую роль России в регионе. Однако, учитывая историческое соперничество Османской и Российской империй на Кавказе, нельзя сказать, что наши интересы полностью совпадают. Но и на Кавказе, и на Ближнем Востоке Анкара и Москва действуют в режиме конкурентного сотрудничества, то есть, если возникает какая-то конкуренция, то они пытаются выходить на определённый уровень договоренностей, проявлять некий антикризисный менеджмент.

— В чем заключается сложность урегулирования подобных конфликтов?

— Этнополитические конфликты сложно урегулировать, потому что они исходят из диаметрально противоположных устремлений. И такие конфликты, как армяно-азербайджанский, сербо-албанский или грузино-абхазский, исходят из принципа, который я называл в своих публикациях, как этническая собственность на землю, то есть рассматриваем Карабах, Косово или Абхазию как исключительную собственность фактически одного этноса. Например, вы говорите Карабах-наш, значит он наш — азербайджанский или наш – армянский. История Карабаха, Абхазии и Косово — история разных народов, которые там зачастую проживали вместе и далеко не всегда находились в конфликтах. И попытка в одностороннем порядке установить такую этническую собственность убивает основу для компромиссов. При таком подходе желательно, чтобы других, «чужих» не было. Вот и сейчас мы говорим о завершении карабахского конфликта как о том, что этнические армяне уехали оттуда. Ну а, чтобы быть объективными, можем сказать, что когда армянская сторона занимала районы за пределами Карабаха или в нем самом, то оттуда уезжали азербайджанцы, например, из городов Шуши, Физули или Кельбаджара. Эксклюзивность, а не инклюзивность – это и есть основа того, что такие конфликты долгие годы существуют, и они воспроизводятся от поколения к поколению. Кажется, что вот он урегулирован, устанавливается советская власть на Кавказе, включают Нагорный Карабах в Азербайджанскую ССР – вопрос решен, установлена автономия, большая часть армян там живет, но в составе Азербайджана. Проходит несколько десятилетий, и мы видим, что конфликт выходит на поверхность. То же самое касается Грузии и Абхазии. Казалось, волевым решением объявляется автономия в составе Грузии, но ведь и в советское время там были выступления, массовые протесты, требования изменения статуса и т. д. Поэтому такая эксклюзивность – главная проблема.